Госпожа Женни Трайбель ИЛИ «СЕРДЦЕ СЕРДЦУ ВЕСТЬ ПО - Страница 55

- Браво, Марсель! Ничего другого я от тебя не ждал, и твои слова только лишний раз подтверждают, что ты сын моей родной сестры. Это шмидтовская кровь в тебе говорит: ни мелочности, ни тщеславия, а постоянное стремление все обозреть и выбрать должное. Подойди ко мне, мальчик, поцелуй меня. Одного поцелуя мне, пожалуй, мало, ведь когда я думаю, что ты мой племянник и коллега, а вскорости будешь еще и моим зятем - Коринна ведь тебе не откажет,- то мне, пожалуй, недостаточно и поцелуя в обе щеки. Зато и ты получишь удовлетворение, Марсель, Коринна должна написать тебе, исповедаться, так сказать, и вымолить у тебя отпущение грехов.

- Ради бога, дядюшка, не выдумывай таких штук. Во-первых, она ничего подобного не сделает, а если бы и сделала, я бы этого не потерпел. У евреев, как мне на днях рассказывал Фридеберг, имеется закон или завет, согласно которому самым тяжким преступлением считается «посрамить ближнего своего», по-моему, это удивительно умный закон и почти уже христианский. Если никого не следует срамить, даже своих врагов, то каково же, милый дядюшка, было бы мне срамить свою кузину Коринну, которая и без того от смущенья боится глаза поднять. Если люди, не очень-то склонные смущаться, вдруг смутятся, значит, они смутились по-настоящему. И если кто-нибудь находится в таком тяжком положении, как Коринна, другие обязаны построить для него золотые мосты. Я сам напишу ей, милый дядя.

- Ты славный малый, Марсель, подойди, поцелуй меня еще разок. Но не будь слишком добрым, женщины этого не выносят, даже наша Шмольке.

Глава шестнадцатая

Марсель и вправду написал Коринне, так что на другое утро перед ее прибором лежало два письма. Одно - на листке малого формата с картинкой в левом углу: пруд и плакучая ива, в нем Леопольд, наверно, уже в сотый раз, говорил о своем «непоколебимом решении»; второе - безо всяких живописных дополнений - было от Марселя. Оно гласило:

«Дорогая Коринна! Твой папa вчера говорил со мной и, к величайшей моей радости, дал мне понять, что - прости, но это его собственные слова - «разум опять возобладал в ней». «А истинный разум,- добавил он,- идет от сердца». Смею ли я в это поверить? Неужели я дождался той перемены в твоих взглядах и чувствах, на которую всегда уповал? Во всяком случае, папa меня в этом заверил. Он считал, что ты выкажешь готовность сама обо всем сказать мне, но тут я энергично запротестовал, мне не нужны признания в неправоте или в виновности; то, что я теперь знаю, хоть и не из твоих уст, делает меня безмерно счастливым, и горечи в моей душе уже не остается. Кое-кто, возможно, не разделил бы со мной такого чувства, но мое сердце, однажды заговорив, не испытывает потребности говорить с ангелом, напротив, совершенства удручают меня, возможно, потому, что я в них не верю. Недостатки, по-человечески понятные, мне симпатичны, даже если я от них страдаю. Все, что я от тебя слышал, когда после вечера в честь мистера Нельсона провожал тебя домой от Трайбелей, разумеется, памятно мне, но памятно лишь моему слуху - не сердцу. В сердце живет одно: то, что с самого начала, с юных дней жило в нем.

Надеюсь еще сегодня увидеть тебя. Как всегда, твой

Марсель».

Коринна протянула письмо отцу. Тот стал читать его, выпуская густые клубы дыма; кончив чтение, он поднялся и поцеловал в лоб свою любимицу.

- Ты родилась под счастливою звездой. Теперь ты знаешь: вот это и есть доподлинно возвышенное, по-настоящему идеальное, а вовсе не то, что считает идеальным моя подруга Женни. Верь мне, Коринна, классическое, которое теперь подвергают осмеянию, освобождает душу, не ведает мелочности, предвосхищает христианство и учит нас прощать и предавать забвению, «потому что все согрешили и лишены славы божией». Да, Коринна, у древних встречаются речения, не уступающие библейским. А иной раз и превосходящие их. К примеру: «Стань тем, кто ты есть». Только грек мог сказать подобное. Разумеется, такой процесс становления должен принести свои плоды, но если меня не обманывает отеческая пристрастность, в твоем случае он принесет их. Вся эта трайбелевская история - ошибка, «шаг в сторону», как - впрочем, тебе это известно - называется одна современная комедия, к тому же написанная советником судебной палаты. Чиновники судебной палаты, слава тебе господи, всегда питали склонность к литературе. Литература освобождает… Теперь ты нашла правильный путь и себя самое в придачу. «Стань тем, кто ты есть»,- говорит великий Пиндар, и Марсель, чтобы стать тем, кто он есть, должен уехать и увидеть мир, большие города и прежде всего памятники древности. Древние города, они как гроб господень; к ним устремлены крестовые походы науки, а когда вы воротитесь из Микен - я говорю «вы», потому что ты будешь его сопровождать,- Шлиманша всегда сопровождает мужа,- то я скажу, что на свете не существует справедливости, если через год вы не станете приват-доцентами или экстраординарными профессорами.

Коринна поблагодарила отца; он ведь и ее сопричислил к ученым, но пока что она чувствует себя более пригодной к тому, чтобы вести хозяйство да управляться в детской. Засим Коринна вышла и направилась в кухню; там она присела на скамеечку и дала прочитать Шмольке письмо.

- Ну, что скажете, милая Шмольке?

- Ах, Коринна, что мне сказать? Разве то, что всегда говорил мой Шмольке: к некоторым счастье приходит даже во сне. Ты вела себя безответственно и вообще бог знает как, а оно все-таки пришло к тебе. Ты родилась под счастливой звездой.

- Папa сказал мне то же самое.

- Ну, значит, так оно и есть, Коринна. Профессора не ошибаются. Ну, а теперь хватит болтать да шутки шутить, довольно уж мы позабавились с беднягой Леопольдом; мне его минутами даже жалко становится, ведь он не сам себя сделал, а человек в конце концов таков, каким он родился. Давай серьезно говорить, Коринна. Когда, ты полагаешь, все это произойдет или хотя бы в газете будет напечатано? Завтра?