Последний расхохотался чуть не в лицо стоящему перед ним чопорному лейтенанту, потому что таких забавных стариков ему еще встречать не доводилось. Мысль, что и сам он производит не менее комичное впечатление, ему, по счастью, не приходила в голову. Фогельзанг прикусил губу и под впечатлением нового знакомства окончательно утвердился в давнем предположении, что вся английская нация состоит сплошь из наглецов. А впрочем, настал тот момент, когда прибытие все новых и новых гостей отвлекало от дальнейших наблюдений и заставляло позабыть о странностях англичанина.
Приятели-фабриканты с Кёпникерштрассе в колясках с опущенным верхом быстро и почти насильственно вытеснили как бы замешкавшиеся в нерешительности дрожки Фогельзанга; потом явилась Коринна вместе со своим кузеном Марселем Ведеркопом (оба пешком), наконец подъехал Иоганн, трайбелевский кучер, и из подбитого синим атласом ландо, в котором вчера коммерции советница ездила к Шмидтам, вышли две немолодые дамы, к которым Иоганн выказал особое, можно сказать, невиданное почтение. Это невиданное почтение объяснялось, впрочем, весьма просто. В самом начале очень для него важного и происшедшего года два с половиной назад знакомства Трайбель сказал кучеру: «Иоганн, запомни раз и навсегда: перед этими дамами всегда стой навытяжку. Ну, а остальное, ты понимаешь, о чем я говорю, это уж мое дело». После такого разговора хорошие манеры Иоганна были обеспечены. Трайбель поспешил встретить вновь прибывших дам на середине палисадника, и после оживленного обмена взаимными комплиментами, в чем приняла участие госпожа советница, все поднялись на крыльцо, оттуда на веранду, а с веранды перешли в залу, где покамест было очень немноголюдно, так как превосходная погода располагала к пребыванию на воздухе. Почти все гости знали друг друга по трайбелевским обедам, исключение составляли лишь Нельсон и Фогельзанг, ради которых пришлось возобновить церемонию представления. «Разрешите мне,- обратился Трайбель к почтенным дамам, ибо те приехали последними,- представить вам двух господ, которые впервые оказали мне честь своим присутствием: лейтенанта Фогельзанга, председателя нашего избирательного комитета, и мистера Нельсона из Ливерпуля». Стороны обменялись поклонами. Потом Трайбель взял Фогельзанга под руку и шепнул, желая хотя бы бегло проинформировать его:
- Две придворных дамы, полная - майорша фон Цапель, а не полная (в чем вы, конечно, со мной согласитесь) - фрейлейн Эдвина фон Пышке.
- Странно,- заметил Фогельзанг,- Я бы, сказать по правде…
- …посоветовал им поменяться именами. В самую точку, Фогельзанг. Я рад, что вы замечаете такие детали. Сказывается офицерская кровь. Итак, вышеупомянутая фон Цапель, объем груди метр, никак не меньше, что может, разумеется, навести на некоторые мысли и, вероятно, наводило в свое время. В целом же одно из тех забавных несоответствий между именем и носителем, которые скрашивают нашу жизнь. Человек по фамилии Клоп-шток был поэтом, а другой, я еще знал его лично - звался Грипенкерль… Верно только, что обе дамы могут оказать нам важные услуги.
- Каким образом?
- Цапель - двоюродная сестра цоссенского предводителя дворянства, а один из братьев фрейлейн Пышке женат на пасторской дочке из Шторковского прихода. Мезальянс, конечно, но мы должны этим пренебречь, ибо нам это будет только на пользу. Надо, как Бисмарк, всегда иметь про запас несколько планов… А, слава богу, Иоганн переменил ливрею и подает знак… Давно пора. Ждать четверть часика - это еще куда ни шло, но десять минут сверх того - это уж слишком. Даже не прислушиваясь особенно, я слышу, «как лань желает к потокам воды…». Прошу вас, Фогельзанг, ведите к столу мою жену… Дорогая Коринна, возьмитесь-ка за Нельсона… Подумать только, корабль «Виктори», Вестминстерское аббатство! Ну, а брать на абордаж в данном случае надлежит вам. Теперь, мои дамы… разрешите предложить вам руку, госпожа майорша?..и вамг милостивейшая государыня?
Имея фон Цапель справа, фон Пышке слева от себя, Трайбель проследовал к двустворчатой двери, и, покуда он договаривал последнюю фразу, дверь с медлительной торжественностью перед ним распахнулась.
Обеденная зала была выстроена в полном соответствии с приемной, из нее открывался вид на большой сад, подобие французского парка, с фонтаном перед самыми окнами; маленький шарик плясал, подскакивая в струе фонтана, а на перекладине стоящего поблизости шеста восседал какаду и глубокомысленным, как у всякого попугая, взором разглядывал попеременно то струю с пляшущим шариком, то столовую, где, ради вентиляции, были слегка приоткрыты фрамуги. Уже зажгли люстры, но прикрученные языки пламени были почти не видны в лучах послеполуденного солнца и влачили какое-то подобие существования, лишь потому что коммерции советник, если предоставить ему слово, не любил, «чтобы возня с зажиганием ламп нарушала обеденное настроение и отбивала аппетит». И даже раздававшееся время от времени тихое пыханье, которое, по словам советника, следовало расценивать, как «приглушенный салют», не могло кардинальным образом изменить его точку зрения. Обеденная зала была отделана с благородной простотой: желтые стены, кое-где украшенные прелестными рельефами работы профессора Франца. Когда обсуждался вопрос об украшении обеденной залы, госпожа коммерции советница выдвинула, со своей стороны, кандидатуру Рейнхольда Бегаса, но она была отклонена Трайбелем, как слишком высокая для их общественного положения.